Резо Габриадзе писатель, художник, режиссер, драматург, кукольник, автор сценариев более 30 фильмов, среди которых знаменитые «Мимино» и «Кин-дза-дза», основатель Театра марионеток в Тбилиси, на пресс-конференции рассказал о значении чуда и случайности в человеческой жизни.
В начале Резо Габриадзе поделился своими впечатлениями о Воронеже:
– Меня не покидает ощущение приморского города. Быть может, это из-за легкости в одежде, летней погоды, того ветерка, который тут как-то красиво гулял. И еще из-за того, что некоторые улицы кончаются открытым пространством. Пространство – главная архитектурная ценность. Я представляю, как с площадей видны красивые пышные облака. Они же становятся морем. И взгляд идет и идет. В Воронеж кажется очень юным городом. Есть в нем какая-то молодая грубость.
Габриадзе поведал, что начинал журналистом, а в кино попал случайно и сразу на двенадцать лет.
– Были фильмы, о которых я жалею, и те, которые хотелось бы еще раз посмотреть. Но над каждым фильмом работают актеры, режиссеры, операторы… Большая компания, в которой заложена большая дружба и много прекрасных встреч. С этой позиции оценивать фильмы не совсем красиво. В театр я пришел, когда мне было уже за сорок. Когда городские власти спросили, какой театр я собираюсь делать, я почти случайно ответил «марионеток». Так я стал заложником своих марионеток.
Мастер отметил, что во многом направленность театра определило отсутствие пространства и пересечение основных видов деятельности Габриадзе: живопись, скульптура, литература, графика.
– Сам я считаю себя живописцем. Практиком и живописцем, – признался Резо.
На вопросы о юморе в спектаклях режиссер ответил историей:
– Давным-давно я получил от очень известного человека из Москвы подарок. Книгу о сущности юмора. Автор подписал ее так: «Когда Вы прочитаете мою книгу, Вы окончательно потеряете чувство юмора». Очень тонкая шутка изящного человека. Я не люблю «голенький» юмор, который переходит в усмешку. Не люблю механический юмор. Кажется, что у ведущего на телевидении есть педаль, вызывающая смех. Смотришь юмористическую передачу - и не покидает чувство неловкости. Эта неловкость сродни той, которуюиспытываешь, когда собеседник начинает смеяться собственной шутке. А ты не знаешь, куда деться.
Резо Габриадзе объяснил, что театр марионеток начинается с мелочей, вплоть до тряпочки или кусочка проволоки, в которых глаз обывателя видит лишь мусор:
– Я, как всякий мальчишка, прошел через то, что когда я приходил домой, мама моя выворачивала мои карманы и оттуда сыпались винтики, гайки, скрученные проволочки. Я не изменился до сих пор. А мне уже 76 лет. Есть предметы, которые вам что-то говорят. Например, брусочек сухой липы, которым я подпирал двери летом, со временем приобретает характер. Часто костюмы скульптур делают из поношенной одежды. Более обобщенные цвета, пастельные тона. Тонкая работа. Вчера мы шли по Воронежу, и я подумал, какие растяпы не заметили кружочек хорошей проволоки. Какие-то предметы рифмуются друг с другом. У вещей должна быть судьба.
Марина Дмитревская, главный редактор «Театрального Петербургского журнала», автор книги «Театр Резо Габриадзе», рассказала, что костюмы для монарших особ одного из спектаклей были сделаны из лоскутков настоящих одеяний членов царской семьи, пожертвованных много лет назад императорскому театру.
Резо Габриадзе высказал мысль о том, что для театра марионеток очень подходит платоновский «Чевенгур» с его антигламурной, нелакированной, шершавой структурой.
–Марионетки. Они ручные. Человеческие руки их делали. Мы все хорошо знаем, сколько настоящих смертей мы смотрим каждый вечер в телевизоре. Возможности современной графики неиссякаемы. И когда на сцену выходит немножко «пьяненькое» существо, которое толком не может даже ходить, это подкупает. В этом есть какая-то нежность. Представьте, актер выйдет на сцену и скажет актрисе: «О, Ты, небесная! Ты, газель с лиловыми копытцами, я готов преклонить пред тобой колени», –мы этому мало поверим. А выходит марионетка – верим.
– Искусство Резо Габриадзе дает ощущение мечтательного отношения к жизни, – рассказала Марина Дмитревская. – Это некая иллюзия. А нам очень сильно иллюзий не хватает, все сердца этому искусству открываются.